Спрощення - риса масової культури, в якій ми живемо.

ПСИХОЛОГ НАТАЛЬЯ ЧЕПЕЛЕВА: «ДАЖЕ СТУДЕНТЫ УНИВЕРСИТЕТА НЕ УМЕЮТ ЧИТАТЬ»
ЗЕРКАЛО НЕДЕЛИ Леся Ганжа
— Наталья Васильевна, если говорить о пользе чтения, то в чем она состоит?
— Надо помнить, что чтение — это интеллектуальная деятельность, причем деятельность довольно сложная. Недаром одна из статей известного философа Асмуса называлась «Чтение как труд и как творчество». Чтение сложно хотя бы потому, что требует внимания и сосредоточенности, но самое главное — чтение развивает воображение. Когда мы читаем художественную литературу, то параллельно работает то, что психологи называют «воссоздающим воображением». Заметьте: при просмотре телепрограмм воображение «отдыхает» — телевизуальный ряд нашему сознанию сразу подсовывает готовые образы… Телевидение — это уже пережеванная еда, интеллектуальная жвачка… Кроме того, чтение развивает словарный запас, и, наконец, чтение развивает грамотность. Народное наблюдение «кто много читает — тот грамотно пишет и грамотно излагает свои мысли» современная психология подтверждает целиком и полностью. К тому же книга хороша тем, что она может организовать досуг: диван с книгой — это доступный всем великолепный способ релаксации. Есть даже такое современное направление — библиотерапия, когда при некоторых органических заболеваниях рекомендуют чтение. Безусловно, книги не заменяют лекарств, но позволяют поддерживать эмоциональный фон больного и способствуют излечению.

— Вот вы говорите о простоте телевизионных образов и сложности процесса чтения… Может, в этом-то и есть корень проблемы?
— Несомненно. Ведь мы живем в эпоху потребления, и любой человек оценивает способы подачи информации как потребитель, то есть с точки зрения потребительских стандартов — «простота», «демократичность» гораздо выигрышней, чем интеллектуальная сложность. Для меня основное зло телевидения состоит как раз в упрощении, порой чрезмерном. При этом — подчеркну — сие не черта телевидения как такового, а черта культуры, в которой мы живем. Все попроще, все полегче… Обратите внимание: даже в удачных экранизациях классических художественных произведений — возьмем всем известные последние сериальные версии «Идиота» Достоевского, «Мастера и Маргариты» Булгакова — слишком мало нюансов. Из культуры уходит подтекст. Вспомните, в «Идиоте» при первой же встрече князя Мышкина и Рогожина камера фиксируется на ноже — то есть та загадка, которую читатель ощущает на протяжении всего романа, зрителю сериала разжевана чуть ли не с первых кадров. Есть такая точка зрения, что упрощение-уплощение современной культуры связано с тем, что культура стала массовой. Пока культура была элитарной, то это были и прекрасные школы, и сильные вузы, и аристократическое чтение…
— Уточните, вы противник экранизации как таковой?
— Я бы так не сказала. Во-первых, экранизация — это попытка интерпретации текста. Чем больше интерпретаций — тем лучше. Снова же, чем богаче произведение, тем больше пространства для интерпретации оно оставляет — Шекспира до сих пор интерпретируют… Если режиссер талантлив, то экранизация даже интересна, как еще одно видение, еще одна возможность прочтения. Но беда-то в том, что для многих телезрителей сериал — это первая и часто последняя встреча с текстом. Следовательно, телезритель уже сталкивается не с самим текстом, а с его экранным пересказом, даже не осознавая подчас, что это все равно, что вместо похода в оперу послушать арию в исполнении Петровича (как в анекдоте «Вы ходили на «Онегина»? — «Зачем? Мне Петрович напел…»). Но в экранизациях есть еще и ощутимый промоэффект: я знаю многих молодых людей, которые прочли и «Идиота», и «Мастера…» после просмотра сериала — до этого им и в голову не приходило, что в классике может быть что-то увлекательное.
— А ваши студенты читают?
— Честно? Нет. И это удивительно. А если читают, то покет-буки с любовными романами. Как-то заметив подобные книги у одной из студенток, я предложила ей прочесть Фицджеральда «Ночь нежна» и принесла ей книгу из собственной библиотеки. Я даже размечталась тогда, что буду опекать девушку, заботясь о ее круге чтения: мол, потом я принесу ей «Великого Гэтсби», а потом и еще что-нибудь хорошее, но несложное… Барышня читала Фицджеральда очень долго, а когда вернула, то вежливо отказалась от моей опеки… Я это к тому, что давайте не будем забывать — важно не просто чтение, но и какое именно. Хотя меня поразило то, что современному молодому человеку уже и Фицджеральд кажется сложным. Недавно среди своих молодых сотрудников я упомянула, что смотрела по ТВ «Сагу о Форсайтах» — и моя молодая коллега, кандидат наук, между прочим, так наивно-наивно спрашивает: «А что это?» Представить, что наше поколение, даже если и не читало сам роман Голсуорси, то хотя бы не знало такого названия — сложно… Знаете, еще лет десять назад студенты часто просили меня составить им список чтения — некий «джентльменский список» интеллигентного человека с университетским образованием. Сейчас даже вопрос о чтении не поднимается. Литературные коды ушли из обихода. Во время лекции приводить литературные примеры бессмысленно. Нужно приводить примеры из жизни и телесериалов.

— А когда это произошло, по вашим наблюдениям?
— В последние 10—15 лет. Вспомните конец 80-х, всплеск журнальной литературы — тогда за ночь читали «Детей Арбата», «Зубра», «Плаху», «Белые одежды», плюс «Котлован» Платонова, произведения Солженицына — а это ведь тексты достаточно сложные… Но читать было модно — прочитанное обсуждалось в курилках и в компаниях, не читать было стыдно. Сейчас же начитанность не является вообще положительной характеристикой человека. Хотя, судя по Петровке, народ все-таки читает, другой вопрос — что?
— А если человек читает только попсу — это хорошо (что вообще хоть что-то читает) или все-таки плохо?
— Я считаю, плохо. Помните, когда-то Толстой писал о вреде чтения? Потому что чтение бывает разным. Безусловно, литературная попса лучше, чем водка и наркотики, но это уж совсем дикие альтернативы… Тут важно помнить, что магия литературы состоит в том, что прочитанное часто соотносится с собой и воспринимается читателем как руководство к действию. В литературе человек находит способы организации своего опыта и пособие к формированию модели поведения. Так что, начитавшись любовных романов, девушка ждет приблизительно такого же сюжета и от своей жизни, а это часто оборачивается психологическими травмами. Нарративная психология — есть такое направление в современной психологической науке — говорит о том, что мы, проживая свою жизнь, создаем ее историю. И это действительно так. Человек в какой-то степени является произведением, созданным им самим. То есть мы сами же выстраиваем свою жизнь по законам повествовательного текста. Недаром известный психолог Рубинштейн писал: «Быть личностью — значит иметь свою историю». Кроме того, мы создаем проекты своей жизни, которые также выстраиваются по законам сюжетов. Типичные сюжеты нам во многом задает культура и литература. В этом плане советская власть была очень умна, потому что сюжеты предлагались литературой достаточно сильные — та же «Молодая гвардия», «Как закалялась сталь», «Тимур и его команда»… И эти типичные сюжеты и типичные способы поведения героев принимались обществом в качестве идеалов. А посмотрим, что происходит сейчас. Например, на прошлом Форуме издателей во Львове провели анкетирование детей. Юных читателей просили указать любимые книги. По этим анкетам был сформирован рейтинг: на первом месте — Гарри Поттер, на 15-м — «Кобзарь» Шевченко, еще на каком-то — программный Франко, книг современных украинских авторов — катастрофически мало. Поймите, я не против Гарри Поттера, но каждая культура дает свои сюжеты. А при таких читательских предпочтениях, откуда, я вас спрашиваю, возникнет «национальная ментальность»? Через эту призму можно понять и трагедию старшего поколения, соотносившего свою жизнь с советскими литературными мифами. А нынче старые коды ушли, а новых время не предложило… Ну что у нас новый сюжет? «Няня прекрасная…», что ли? О какой национальной идее можно говорить, пока нет базовых сюжетов и базовых литературных героев? То есть пока у нас не будет своих Онегина, Печорина, Мышкина, Безухова, Болконского, говорить о каком-то серьезном отношении к национальной идее, считаю, рановато.
— А правильно ли у нас обучают детей чтению, литературе?
— Как показывает мой опыт, даже студенты университета не умеют читать. Я не имею в виду навык складывать из букв слоги, а говорю о чтении как о сложной деятельности. То есть чтении как деятельности познавательной и коммуникативной — умении вести диалог с автором посредством текста. Важно помнить, что чтение — это не только получение информации, но и общение с лучшими людьми прошедших эпох. Диалог предполагает общение, интерпретацию… А самого слова «интерпретация» в школе не существует! От ученика требуется повторение того, что написано в учебнике или было сказано преподавателем на уроке. Литература в школе превращается в пересказ, а не в размышление.

— Наталья Васильевна, как вы думаете, почему наши чиновники не готовы посмотреть правде в глаза и сказать, что проблема с чтением в стране есть?
— Все просто: эти люди сами не читают. Для них книга не является знаковым культурным объектом. Ведь для политиков книга не интересна — для них интересен телевизор. А книга для пиара — это слишком сложно... Ну и поскольку для них самих книга так не значима, так не интересна, они и не в состоянии понять всей сложности назревшей культурной проблемы.